Стрела взметнулась из-за кручи. Черным штрихом вырисовалась на фоне огромного, в полнеба, заходящего голубого солнца, нетерпеливо взвизгнула и скрылась из виду. Ни стрелка. Ни жертвы. Ни звука. Влад устало присел на краешек бархана. Высокие голенища сапог побелели от пыли. Хотелось пить. Хотелось знать, что происходит. Хотелось верить в свои силы. Влад – широкоплечий русый космодесантник с Земли, из тех отчаянных парней, что в свое время осваивали полосу неприступности в туманности Зноя. Вновь он один на один с непримиримой реальностью. Пустыня не располагает к откровенности – молчаливый и тяжелый путь. В ее неразговорчивости можно усматривать глупость, тупость. Но, высыпав песок из сапога и перемотав допотопные портянки, вновь встаешь и идешь дальше, тяжело переваливаясь на зыбком песке. Великий безводный молчальник не меняет правил игры. И ты, чертыхаясь, умничая, юродствуя, следуешь им. Сто сорок верст, как одну надлежит прошагать под палящим солнцем из конца в конец, рука об руку с проносящимися над головой миражами. "Где он, конец этого пути?" Шуршат безногие твари, торопливо зарываясь вглубь. Стремительно остывает раскаленное небо. "Пора монтировать ночлег." Некстати болью отозвалось в сердце воспоминание об Эол. "Эол. Где она? Где все?" В сорокаградусный мороз каргенской ночи спасает только вывернутая наизнанку и запахнутая со всех сторон доха из ветвистого арху круторогого мохнатого зверя, могущего напомнить земного оленя, если бы не шесть коротких и кривых ног по бокам.