Книга Кодекс Гибели, написанный Им Самим

С каждым днем непоправимо меняется мясо. Наглотался снотворного — на такую жизнь. Откачали: санитар заветной скобой раздвинул зубы, теплый брат проткнул желудок шлангом. Невозможно резину в рот, только когда любовь, и то легче спьяну. Привезли на скромный курорт, подальше от суконных мыслей. Нет ничего лучше воды: смывает, утешает. Сидим на берегу в полумасках, слушаем прохожих. Все приехали лечиться, смертельно больны, но надеются. У простых людей мечты: хотят накопить, построить, обставить. Мы же знаем, что непредсказуемое разбухнет, взорвется, проглотит всех. Тем не менее, рад, что откачали. Теперь сдержанный немецкий свет, неназойливые облака. Мальчик ходит в перчатках: тантрическая экзема. Дружил с гвардейцем, полиция написала: несчастный случай. Не так чистил ружье. Всё бы ничего, но руки покрылись злорадной сыпью, стыдно до дрожи. Виноваты экзамены, думает врач. Их заставляют зубрить, глаза портятся от экрана. Покидаем приют, мчимся на север. В машине много лишних деталей, на поворотах дребезжит частица, засевшая в селезенке мотора. Это было памятное колечко картье, сползло с отрубленного пальца. На обочине — замок hermitage, здесь раз в семь лет робин-красная-шапка встречается с уильямом де сулисом. водителю, тот корчится, но рулит. Благородный прибор заляпан белым. Стрелка бьется, негодуя. Двести двадцать. Надо найти пристанище, но кругом мелкий лесок, поля и поляны. Ни постоялых дворов, ни хлебосольных усадеб. Туман, будто пастухи курят, ерзая в мокрой траве.